Новини одним рядком:
26 квітня – 2-й фестиваль авторської пісні і співаної поезії "Мак-Бард-2014" у селищі Макарів Київської області
4 травня – концерт бардів у Хмельницькому, вул. Володимирська, 103
8 травня – концерт до 90-річчя Б.Окуджави "Поэту настоящему спасибо..." у Сумській бібліотеці ім. Т.Шевченка
17 травня – концерт Сергія Шишкіна у Києві, Гавань Видубичі
Олена Теліга
Чорна площа
І
Це ввижається в ніч, коли змучена пам'ять
Божевільних думок від вогню не хоронить,
І вони закипають, іскряться снопами,
Щоб пізніше застигнути – сріблом на скронях.
Тільки вранці, як вітер росою полоще
Звислі руки дерев і пропалені чола,
Я лишаю її – чорну, стиснуту площу,
І виходжу на шлях – з синім небом довкола.
ІІ
Сірий натовп, похмурий натовп,
І не очі, а темна муть!
Хтось зігнувся – камінь підняти,
Хтось зірвався – мене штовхнуть.
А один сковзнув по асфальті
І в лице мені засвистав;
Вчора він цілував мої пальці,
А хотів цілувать – уста.
Сміх жіночий злорадно тріснув
І у горлі здушив мій клич…
Як же ж душно і як же ж тісно
В олив’яних кліщах облич!
Підгинаються, в’язнуть ноги,
Очі п’ють безпросвітну тьму;
Мить одна – і безсилий стогін
Розколише застиглу муть.
ІІІ
Мужні пальці торкнулись рук,
Хиже серце забилось поруч.
Знову тіло – напнутий лук,
Дика радість – стрілою вгору.
Відсахнулась на мить юрба,
Покотилось по ній потоком:
“Не чіпати – лише раба,
А такого – цілити в око!”
На чолі твоїм темний знак,
Кров червона тече струмками,
Та тепер я – за двох міцна
І за двох – підіймаю камінь.
Не загинеш! За муром день.
Крапле з неба вином гарячим,
І життя не стоїть, а йде
З гострим сміхом і гострим плачем.
Олив’яне лице юрби
Згине в сонці і блискавицях.
Тільки вітер нас буде бить
По кривавих, щасливих лицях!
Повідомлення від бардів та прихильників авторської пісні та поезії
Листи надсилайте на Email: p_karta@ukr.net, p_karta@mail.ru
Суми – сайт КАП «Булат»
http://www.bulatclub.com/frm/index.php?t=1598&p=8383#pp8383
Дорогие друзья!
Приглашаем Вас на концерт, посвященный 90-летию Булата Окуджавы "Поэту настоящему спасибо..." который состоится в центральной городской библиотеке им.Т.Г.Шевченко сектор литературы по искусству
8 мая /четверг/
17:30
Принимают участие: Игорь Добровольский, Оксана Скоробогатская, Игорь Касьяненко, Александр Бельский, Алла Титаренко, Алла Тимошина, Александр Козинец.
Ждём Вас!
Володимир-Волинський – Сергій Шишкін
Дякую!
Планую вечірку в Києві 17.05.
http://bluesclubbigfish.com/prydbaty-kvytok-serhii-shyshkin-dozhyly-do-vesny-2014-05-17.html
Макарів, Київська обл. – Ігор Годенков
http://makariv-ctdu.at.ua/news/vidbuvsja_drugij_mizhregionalnij_festival_mak_bard_2014/2014-04-29-64
26 квітня 2014 р. у Макарівському ЦТДЮ ім.Д.Туптала відбувся Другий міжрегіональний фестиваль авторської пісні і співаної поезії "Мак-Бард-2014", заснованій за ініціативи гуртка "Автопілот" (кер. Володимир Хоменко) нашого ЦТДЮ. У заході прийняли участь дорослі автори-виконавці і поети з Макарова і Макарівського району, гості з Чернігова, а також діти - вихованці гуртків "Автопілот", фольклорно-етнографічного "Дивокрай" (кер. Отрох Т.М.), Театрального на базі Бишівської ЗОШ 1-11ст. (кер. Піковська О.В.), літстудії "Сузір’я" (кер. Годенков І.Л.). Взагалі у святі прийняли участь понад 50 учасників і глядачів. Під час фестивалю відбулася також презентація нового диска пісень Володимира Хоменка "Просто Макарів" та нової поетичної збірки Ігора Годенкова "Третье возвращение".
МАК-БАРД-2014 состоялся!
http://godenkov.at.ua/news/mak_bard_2014_sostojalsja/2014-04-26-41
"Когда говорят музы - пушки молчат", - так продолжаю считать я и мои друзья. Сегодня в Макарове состоялся фестиваль авторской песни, год назад родившийся в Макаровском центре творчества и сегодня отмечающий свое двухлетие. Его название - "Мак-Бард" - макаровские барды, если сократить немного. Инициатор - а теперь уже и "генеральный президент фестиваля" (как я его сегодня окрестил) - мой друг и соавтор Владимир Хоменко, член Конгресса литераторов Украины, руководитель кружка авторской песни "Автопилот" нашего ЦТДЮ. Кстати, он сегодня именинник - на фестивале прошла презентация нового диска его песен "Просто Макаров". Не смог стоять в стороне и Игорь Годенков, директор Центра творчества, руководитель литстудии "Сузирья", председатель Киевской областной организации КЛУ, лауреат литературной премии имени Владимира Даля (это все я), который здесь же тоже провел презентацию своего "крайнего" сборника стихов "Третье возвращение". Короче, получилось "Три в одном"! Свои песни и песни на стихи других авторов дарили присутствующим члены КЛУ Оксана Пиковская, Анатолий Демянчук, известные на Киевщине авторы Александр Иващенко, Владимир Мацибок, Владимир Черненко (Владимир выступал дуэтом со своей дочерью, вообще чувствовалась преемственность среди выступающих сегодня, сам он - бывший ученик Владимира Хоменка). А ученица Игоря Годенкова - уже взрослая поэтесса Галина Герасименко, тоже член КЛУ, порадовала гостей своими новыми стихами, посвященными актуальным событиям в нашей стране. Также со своей ученицей Юлией Писаренко выступал и Анатолий Демянчук, руководитель ВИА "9 Небо" еще нескольких вокальных коллективов, Председатель Макаровского творческого союза "Культура та дозвілля" Выступали на фестивале и воспитанники кружков ЦТДЮ - фольклорно-этнографического "Дивокрай" (рук. Т.Отрох), авторской песни "Автопилот" (рук. В.Хоменко), литстудии "Сузирья" (рук. И.Годенков), Театрального на базе Бышевской школы (рук.О.Пиковская). "Фишкой" фестиваля было выступление наших друзей из Чернигова - группы "Лена Иванова". В презентуемом диске "Просто Макаров" две песни были записаны именно ними, в обработке Елены Ивановой. Экспрессия, оптимизм, творческий кураж и высокое профессиональное мастерство обозначили данный ими "мастер - класс" для макаровцев, вызвав долгие аплодисменты. Фото на память, подаренные авторами с автографами диски и книги, дипломы участников фестиваля, прекрасные стихи в исполнении меня, открывшем фестиваль, а заодно и презентовавшим свое "Третье возвращение" (звучит почти как второе пришествие, вопрос, где так надолго задержался автор, что его возвращение стало знаковым событием, но об этом он говорит в предисловии к книге), короче, зарубки в память гостей сделаны, аура Макарова и Киевской области почищена, слова и песни, которые должны были прозвучать и найти своих слушателей и читателей - прозвучали и нашли, кого-то зацепили, а кого-то зацепили очень сильно. То, что председатель поселкового совета, гость фестиваля Александр Иващенко, пообещал дать деньги на проведение Третьего фестиваля «Мак-Бард» в 2015 году, говорит о многом и дает нам возможность распространять широко информацию про будущий фестиваль, привлекая к участию многочисленные творческие массы любителей авторской песни не только в Украине, но и за ее пределами. Слышите ли, барды и бардессы, поэты и поэтессы, любители и любительницы, и любители любительниц, пишущих и поющих? Есть возможность встретиться в широком кругу на Полесье в гостеприимном Макарове, вот!
Запис з фестивалю:
http://youtu.be/Ld5rZc75DlI
Хмельницький – сайт http://ye.ua/news/news_16085.html
Барди Хмельниччини запрошують на весняний концерт
Авторська пісня та поезія звучатимуть 4 травня.
Клуб авторської пісні організовує концерт “Весна прийде!”, присвячений змінам на краще, надіям та любові, які вселяє у наші серця прихід весни. Виступатимуть хмельничани, а також гурт “Лабораторія” зі Старокостянтинова.
Крім традиційної авторської пісні, звучатиме багато поезії.
“Щозими ми організовуємо традиційний концерт, але цього року через трагічні події у державі відмінили. А тепер, з приходом весни, хочемо порадувати хмельничан власною творчістю, - розповідає керівник клубу авторської пісні Лілія Яворська. - На глядачів чекають приємні сюрпризи від учасників минулорічних концертів”.
Концерт “Весна прийде” відбудеться 4 травня в обласному науково-методичному центрі культури та мистецтв за адресою: вул. Володимирська, 103 (навпроти ХОДТРК “Поділля-центр”). Початок о 17.00, вхід 10 гривень.
Крім того, клуб авторської пісні запланував цикл концертів до Дня Перемоги.
“Ми виступатимемо у шпиталі, можливо, в інших місцях. Виконуватимемо і українські патріотичні пісні, і радянські військові, - розповідає пані Лілія. - Хочемо зробити приємне та подякувати тим, хто захищав Батьківщину”.
Суми – Юрій Ош (Геннадій Костенко)
ЯК БРИТВОЮ ПО СКЛУ
Тендітна гілка у вікно
до мене тихо зазирає,
немов сказати хоче, знов
що сонце вже над небокраєм,
де з неба сіється любов,
встає і в душу заглядає.
Напевно, сіється дарма
свята любов на землю Божу,
бо свіжих паростків нема,
а що зійшли у час негожий,
зів’яли, як гіркий дурман,
і їх ніщо уже не множить.
Зате у розкоші бур’ян
у нас цвіте і плодоносить,
і хоч його, цей хижий клан,
ніхто не сіє і не косить,
в городі нашому він пан –
нема кому сказати «Досить!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Неначе бритвою по склу,
мене по серцю шкрябонуло,
або пройшовся по селу,
де лихоліття промайнуло.
Душа почула правду злу,
як постріл з мирного аулу.
ДОНЕСУ
Ведуть мене на підлу страту,
а небо сяє голубе.
Запам’ятаймо чорну дату.
коли ми нищили себе.
А чорних дат у нас багато,
на серці кожна – кревний шрам.
Несе душа невинувата
немов в собі невинний страм.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Уже видніється Голгофа.
Чи, може, то гора не та?..
Яка б не сталась катастрофа,
я донесу свого хреста.
Київ – Катерина Гапочка
Приємно вдихати і відчувати теплі прояви весни. Приємно спостерігати певне оновлення і унікальність кожного моменту в житті. Приємно насолоджуватись появою у вільному музичному просторі “Незвичайних” ))
Новий трек із нового акустичного альбому можна послухати тут :
https://soundcloud.com/katya-gapochka/58277r9lulnh
Київ – Володимир Самайда
Дякую, Петре!
Згадалось своє старе добре, травневе..
* * *
Вже травень, травень.. з росами на травах..
Вже травень і сподіване тепло цілує, пестить, огорта вітрами
І хочеться до матері в село...
Травень... Десь там дібровами-борами
Блукає ніжна мавка лісова,
А я до неї лину в зелен-трави..
Лечу у юнь мою понад роками..
І щастя те не загорнуть в слова..
Київ – Ольга Єрмак
Гурт ВоЦап, який виконує «проуз-панк про українців, або просто за жізьнь»,
зняв кліп слідами вузькоколійних залізниць
Для зйомок відео на пісню «Львівська залізниця» гурт ВоЦап (Київ-Харків) вирушив у подорож із Харкова на Захід України – вокзали, диваки-залізничники, вузька колія, дуже незвична для людей зі Сходу, колоритні пасажири. Знімали Карпати й Закарпаття, найромантичніші місця, де пролягає наша залізниця. Основу відео склали кадри унікальної «Кукушки» − вузькоколійної залізниці Антонівка-Зарічне, «Трансполіської магістралі», однієї із трьох діючих в Україні вузькоколійок із пасажирським рухом. Вона припинила вантажний рух у 90-х, але для багатьох населених пунктів є фактично єдиним зв'язком зі світом, тому функціонує й досі. Місцевість, через яку проходить залізниця дуже мальовнича: ліси, поля, болота і озера. «Кукушка» довжиною у 106 км – перше із Семи чудес Рівненщини.
«Класно було б відновити вузькоколійні сполучення по Карпатах, і щоб туристи їздили між селами, як поліською «Кукушкою», такими собі гірськими трамваями» − Кирило Курінний, ВоЦап.
Кліп «Львівська залізниця» – спроба вхопити минуле, як сфотографувати старий будинок перед тим, як його знесуть. Комусь цей будинок гарний, комусь огидний. Але багатьом, хто виріс на тій вулиці, де він знаходиться, він по-своєму милий і дорогий.
ВоЦап «Львівська залізниця» (слова Мідної і Кирила Курінного) www.youtube.com/watch?v=C2LYTCWgRqw
З цікавого про кліп (Кирило Курінний, ВоЦап):
«Коли знімали в Харкові на мосту, постійно підходили місцеві з району по інший бік. Коли чули українську, трохи шарахались і всі ділились на 2 категорії – хто ну дуже хотів, щоб їх знімали і тих, хто кричав «не знімайте!» навіть при тому, що й не збирались. Один місцевий гопнік років 50-ти питав де шахідки – це ж бандерівці явно знімають, щоб потім вокзал підірвати.»
«Дуже приємне відчуття від «Кукушки» − поліської вузькоколійки. З’єднує між собою далекі села і, насправді, є дуже зручним сполученням для місцевих. Вони жаліються на її допотопність, соромляться її. Замість того, щоб плекати як річ своєрідну і корисну.»
ВоЦап «Львівська залізниця» www.youtube.com/watch?v=C2LYTCWgRqw
ВоЦап, слухати: www.soundcloud.com/whattssup
www.soloway.co/%D0%B2%D0%BE%D1%86%D0%B0%D0%BF
Рубрика – «Ювілей барда»
Петро Картавий
Народився Булат Шалвович Окуджава 9 травня 1924 року в сім’ї партійних працівників, які у 30-ті роки були репресовані, а виховували хлопця баба в Москві і тітка в Тбілісі. У 1942 році добровольцем пішов на фронт. Воював мінометником і був тяжко поранений. На фронті створив першу власну пісню, вірш якої не зберігся. Після війни вступив до Тбіліського університету, де написав відому пісню "Неистов и упрям...". 1950 року був розподілений в школу села Шамордіно Калузької області, де викладав російську мову. Потім змінює місце проживання на Калугу. 1956 року повертається в Москву, і працює у видавництві “Молода Гвардія”, а пізніше стає співробітником “Літературної Газети”. З 1962 року член Спілки письменників СРСР. Широкому загалу пісні Булата Окуджави стали відомими після виходу кінофільмів “Біле сонце пустелі” та “Білоруський вокзал” у 1970 році. Виступав з концертами в багатьох містах і країнах.
У часи опального мовчання Б.Окуджави вирішив підготувати у Сумах вечір його творчості. Інформації було мало, тому зустрівся з бардом 23 грудня 1977 року на його квартирі в Москві. Попросив Б.Окуджаву підписати своє фото для клубу книголюбів “Ікар”, за програмою якого провели вечір 11 березня 1978 року в Сумській міській бібліотеці ім. Т.Шевченка.
Організувавши 1988 року в Сумах клуб авторської пісні назвав його “Булат”, а з весни 1989 року почали проводити фестиваль “Булат”, яким з 1992 року керує Ігор Добровольський.
Помер бард 12 червня 1997 року. Похований на Ваганьківському кладовищі в Москві.
В Інтернеті багато матеріалу про барда, тому підготував нову тему, де цитуватимуться твори ювіляра.
Іронія і сповідь Булата. До 90-річчя з дня народження Булата Окуджави
* * *
Я выдумал музу Иронии
для этой суровой земли.
Я дал ей владенья огромные:
пари, усмехайся, шали.
Зевеса надменные дочери,
ценя первородство свое,
каких бы там умниц ни корчили –
не стоят гроша без нее.
(із книги Б.Окуджави «Посвящается вам»)
У 50-60 роках ХХ століття пісні Булата Окуджави були популярні в середовищі інтелігенції великих міст.
Песенка о дураках
Вот так и ведется на нашем веку:
на каждый прилив — по отливу,
на каждого умного — по дураку,
все поровну, все справедливо.
Но принцип такой дуракам не с руки,
с любых расстояний их видно.
Кричат дуракам: «Дураки, дураки!»
А это им очень обидно.
И чтоб не краснеть за себя дураку,
чтоб каждый был выделен, каждый,
на каждого умного — по ярлыку
повешено было однажды.
Давно в обиходе у нас ярлыки —
по фунту на грошик на медный.
И умным кричат: «Дураки, дураки!»
А вот дураки — незаметны.
1960-1961
Крім віршів і пісень бард писав прозу. 26 жовтня 1976 року “Літературна газета”
опублікувала іронічно-сповідальне оповідання Булата Окуджави
Частная жизнь Александра Пушкина, или Именительный падеж в творчестве Лермонтова
Это случилось очень давно.
Тогда я был молод, кудряв, легкомыслен и удачлив, и девочки, которым нынче за пятьдесят, кокетничали со мной напропалую. Однако история, о которой я хочу рассказать, не имеет отношения ни к девочкам, ни к первой любви.
Наверное, как все в этом прекрасном возрасте, я совершал ошибки, и ошибок было много, но лишь теперь осмеливаюсь в них признаться, ибо пролетели годы и наступило время исповедей. Всё встало на свои места, амбиция уже не та, с репутацией всё утряслось. Теперь все обо мне самого хорошего мнения, да и о карьере, как говорится, поздно уже беспокоиться. Короче, как любил повторять один древний мудрец, все меня обожают, а с теми, которым я отвратителен, знакомств не поддерживаю. Теперь наконец пришло время вспомнить себя самого, оценить, покрыться холодным потом и воскликнуть: «Да я ли это был?! Я ли совершал всё это?!» Когда я появился впервые в той сельской школе, все ахнули: на груди моей сверкал только что возникший в природе университетский значок!
Школа была маленькая, неказистая, в бывшей монастырской трапезной. Место было глухое, отделённое от крупных посёлков. Время было трудное: года четыре, как закончилась война. Дипломированных учителей не хватало. Лишь у двоих были дипломы пединститутов, да и то периферийных, да и то заочных.
И вот в эту школу, в такую-то школу, приехал человек, окончивший столичный университет, фи-ло-лог!
Впрочем, необходимо знать кое-что ещё, прежде чем говорить о главном.
Когда я вернулся с фронта и поступил в университет, меня приняли без экзаменов. Тихое восхищённое «ура» сопровождало меня по университетским коридорам. Улыбки и комплименты обволакивали меня и убаюкивали. Стоило мне, например, заявить, что Гоголь — великий русский писатель, как тотчас раздавались аплодисменты в мою честь. В воздухе висело устойчивое мнение, что если молодой человек воевал, значит он — почти уже филолог. На лекции я ходил редко: всё было как-то некогда. Меня не наказывали. На всех торжественных вечерах я выступал с воспоминаниями о том, как мы воевали, и это шло в зачёт. И главная беда заключалась не в том, что люди, преисполненные радости победы, были чрезмерно снисходительны к одному маленькому представителю победившей армии, а в том, что всё это я принял на свой личный счёт. А как принял, так оно и пошло… Кое-как доучился, кое-как написал дипломную работу: что-то там такое насчёт Маяковского, на сорок страниц, натянул, отделался общими фразами. Передавая работу своему руководителю, имел наглость пошутить: боюсь, что со знаками препинания у меня не всё в порядке… Говоря о моей работе, он сказал, что работа превосходная, только со знаками препинания не всё в порядке. Я понял, что он её не читал. Меня хвалили, поздравляли, что вот, мол, несмотря на бывшее ранение, всё же написал, поработал, использовал множество литературы (библиографический список я катал из энциклопедии). Наконец с дипломом филолога в кармане и с университетским значком на груди, полный, как это говорится, всяческих радужных надежд, выехал я в небольшой областной город. И оказалось, на мою беду, что в этой области я первый человек с университетским образованием. На меня смотрели с интересом и даже с благоговением.
Вот какой человек приехал в область!
Он был молод, кудряв, по тем временам хорошо одет. Он был не то чтобы красив, но симпатичен, и два больших счастливых столичных крыла виднелись за его спиной.
Заведующий облоно пригласил своего зама, и они вместе принялись обсуждать судьбу замечательного гостя. Гость предполагал, что ему поручат по меньшей мере заведование кафедрой в маленьком пединституте этого захудалого городка. Но об этом не было ни слова. Он ждал, что ему предложат быть хотя бы директором самой показательной школы города, но и этого не произошло. Вместо всего этого заведующий облоно сказал, что самое замечательное, если уважаемый филолог отправится в далёкую сельскую школу и поработает там учителем, неся свет в массы и приобщая местных учителей к большой университетской науке.
Тут я возмутился и заявил, что лишь в городе моё место, ибо мне… предстоит серьёзная работа над диссертацией, наполовину уже сделанной, которая без городской библиотеки невозможна…
Должен вам сказать, что мысль о диссертации пришла мне в голову именно в этот трагический момент. Раньше я об этом почему-то не думал. Я посмотрел на моих собеседников с торжеством, но они не отказались от своего намерения. Да я, кричал я, готовил себя к научной работе, а не к учительствованию! Вы понимаете, что вы мне предлагаете? Да мы, кричали они с благоговением, всё понимаем! Мы ведь не в какую-нибудь обыкновенную школу вас направляем!..
Я: Да я ведь фи-ло-лог, а не учителишка какой-нибудь!
Они: Мы гордимся вами! Все вами будут гордиться! Сдалась вам должность рядового учителя в нашем городишке!.. А там — простор.
Я: Но у меня диссертация на выходе!
Они: Какая же тема вашей диссертации?
Я (не колеблясь): Именительный падеж в творчестве Лермонтова!
Они: Чепуха! Там, где вы будете работать, есть темка для диссертации ещё почище.
Я: Я не смогу закончить диссертацию в вашей глуши!
Они: Зато там бывал Лев Толстой!..
Тут наступила тишина.
Я (вяло): Что ему там понадобилось?
Они (торопливо): Там в женском монастыре жила его сестра Мария Николаевна. Он гостил у неё перед кончиной. Вы представляете, какой материал?.. Тайна ухода Толстого в ваших руках!
А что, подумал я, обессилев, можно и вправду об этом… или даже повесть… роман какой-нибудь… Да и этот именительный падеж — ерунда какая-то…
Короче говоря, часа через два всё сладилось, особенно когда при мне заведующий облоно позвонил заведующему районо и торжественно объявил, что к ним в район едет учитель с университетским образованием и его надлежит принять хорошо, как следует.
— Не забывайте, — сказал он, — первый в области учитель с университетским дипломом!
Я уселся в маленький переполненный автобусик, потрясся в нём часа три и прибыл в районный центр. Заведующий районо, не скрывая радостной улыбки, позвонил директору школы, расписывая меня самыми фантастическими красками. Затем он сам лично проводил меня до шоссе, усадил в кузов случайного попутного колхозного грузовика и пожал мне руку…
Я лежал на мешках с картошкой и думал о себе высокопарно: вот, мол, как всё складывается — я единственный в области учитель с университетским… Как это удивительно звучит, что-то в этом есть, как это всё замечательно; хорошо, что я поступил именно в университет, и теперь… хорошо, что я поступил на филологический, и теперь… теперь наберу материалов о Толстом, напишу роман, и тогда…
Я глядел на случайных, похожих на меня пассажиров и жалел их за то, что они не догадываются, кто возлежит на мешках рядом с ними.
И вот наконец прибыл я в ту самую школу.
Подумать только, учитель с университетским дипломом, фи-ло-лог!
Учителя встретили его дружелюбно, почтительно. Правда, их сначала несколько коробило, что он слишком уж откровенно всё о себе выкладывал, не таился. Но потом привыкли. А он и не думал скрывать, что в учителя попал случайно. Учительствовать, говорит, конечно, благородно, но для этого нужно призвание, а я — филолог, у меня научный склад мышления, мне нужно диссертацию заканчивать… Да и попал я к вам по странной случайности, а может, даже по собственной глупости. Меня с толку сбил ваш областной заведующий. Сочилин или Сучилин — не помню… Тут учителя ахнули: как запросто этот о самом Сочилине говорит! Да как это так он к нему попал?.. А вот так и попал, говорит: открыл дверь, вошёл, сел, подумаешь…
Ну надо же! Сочилин… бог. К районному заву попасть — событие, а тут к Сочилину взял и вошёл! После Сочилина только и есть что министр просвещения, но это уже мираж, фантазия, а Сочилин свой, областной, недосягаемый. Учителя его в два-три года раз видели, да и то мельком, да и то издалека, а этот, наш-то, взял и вошёл!..
Но всё это были лишь цветики, а ягодки маячили в отдалении. Ещё не настал срок им созреть, но время — штука стремительная, упаси вас бог не знать этого, как я не знал когда-то.
Начались учебные дни. Учителя говорили мне с подобострастием: счастливчик вы! Это ж надо, какие знания, наверное. У вас и методы, наверное, совсем другие… Конечно, говорил я, университет всё-таки, а не что-нибудь. Готовили нас основательно… Вы и планы к урокам, говорили они, какие-нибудь особенные составляете, наверное… Да что вы, говорил я, снисходительно улыбаясь, какие планы?.. Зачем это?.. Как же без планов, ахали они, разве без них можно? Да ведь всё перепутается… Чудаки, смеялся я, да неужели моих университетских знаний не хватает на какой-то там урок в каком-то девятом классе? Стоило ли университет кончать?.. Правда, были и такие учителя, которые восторгов мне не выражали, а тихонько говорили меж собой: подумаешь, университет, университет… Кичлив больно, носятся тут с ним, сами не знают чего…
И вот однажды (следите внимательно) подошёл ко мне кто-то, сейчас уже и не вспомню кто, и предложил мне выступить с лекцией перед колхозниками. Я очень удивился, что ко мне подходят с такими пустяками, но тот просил так почтительно, что отказать было нельзя, тем более что лекция намечалась через месяц. Через месяц, сказал я, другое дело, а то сейчас я работаю над диссертацией, и времени у меня нет, а через месяц, пожалуйста, хотя ума не приложу, что бы такое им рассказать, поймут ли… Да вы, сказал тот, как-нибудь попроще, конечно. Слушать будут, не сомневайтесь. У нас тут кино редко бывает, так что слушать будут, не сомневайтесь.
Маленький затор произошёл при выборе темы лекции (оказывается, её нужно было определить именно сейчас). Чёрт её знает, о чём читать, да и не читал я никогда никаких лекций. Но лицо моё было многозначительно, и глядел я прищурившись в заоконные дали, и пальцы мои теребили подбородок…
А надо сказать, что перед отъездом в область кто-то подарил мне только что вышедшую книгу «Пушкин в воспоминаниях современников». Я её иногда почитывал. Там были любопытные истории из жизни Пушкина. Там, например, рассказывалось, как юный Пушкин однажды где-то там в кого-то там влюбился и, когда им пренебрегли, в бешенстве пробежал под палящим солнцем длинный путь, как потом оказалось — вёрст четырнадцать, что ли! И ещё там были всякие занимательные истории из жизни поэта. И вот, вспомнив об этой книге, я сказал, что буду читать, пожалуй, лекцию о Пушкине, о его жизни, и называться лекция будет: «Частная жизнь Александра Пушкина».
На том и расстались.
Шло время. Начались дожди. Потом дожди перемешались со снегом. Потом выпал снег и уже больше не растаял. Иногда на глаза мне попадалась эта проклятая книга «Пушкин в воспоминаниях современников», и тусклое, едва уловимое желание перелистать её страницы овладевало мной, но лишь на одно мгновение. Наконец в один прекрасный день рука моей фортуны почтительно, как мне показалось, постучала в мою дверь, и я не смог уловить в том стуке дружеского предостережения.
Был ясный солнечный морозный день, вернее — исход дня. Солнце клонилось за пригорок, за тот самый, куда мне предстояло ехать, чтобы нести свет в массы. У крыльца стояли колхозные сани. Заиндевевшая лошадка перебирала ногами. Возница был бородат и приветлив. Настроение у меня было превосходное. Я казался себе счастливым гусаром. Не было ни страха, ни даже волнения. В извечном поединке меж «слыть» и «быть» верх одерживало первое. О мой дорогой университетский значок, соединение белого, синего и золотого! Как я любим и почитаем!
Лошадка бежала резво. Страха не было. Замечательная книга покоилась на моих коленях, тяжёленькая, плотненькая такая — источник вдохновения молодого учёного, кладовая успеха, славы… Страха не было.
В большой старой бревенчатой избе размещался колхозный клуб. После шестикилометрового морозного пути было приятно войти в тепло и ощутить на себе почтительные взоры. Страха не было. На лавках сидели мои слушатели. Были старики и дети. Было много молодых людей. Некоторые сидели парами. На нехитрой сцене стоял длинный стол, покрытый красной выцветшей материей. Сияли керосиновые лампы. Справа от стола возвышалось подобие кафедры. Всё как полагается. За столом в одиночестве сидел председатель колхоза. О мой дорогой университетский… Страха не было.
— Ну вот, — сказал председатель, когда я легко взлетел на подмостки, — сейчас наш дорогой учитель расскажет нам о частной жизни Александра Сергеевича Пушкина. Послушаем внимательно. — И, оборотившись ко мне: — Часика в полтора уложитесь?
— Кто его знает, — улыбнулся я, — во всяком случае, буду стараться.
— Да нет, — сказал он, — время у нас есть: сколько нужно, столько и рассказывайте, это я так…
— Ну, может, с полчасика лишнего прихвачу, — пошутил я. — Не взыщите…
Все заулыбались. Контакт был.
Я встал за кафедру. С одной стороны положил перед собой свои часы, с другой стороны — замечательную книгу с завораживающим заглавием «Пушкин в воспоминаниях современников». Страха не было.
— Пушкин — великий русский поэт! — воскликнул я легко, вдохновенно и страстно.
Все со мной были согласны. Глядели на меня, не отводя глаз, как с семейной фотографии. О мой дорогой универ…
«Отчего это я трясусь?» — подумал я.
Я с ужасом даже сейчас вспоминаю эту минуту: страх охватил меня, страх, которого я не испытывал даже на фронте: о чём говорить дальше? Как увязать то, что следует увязать? Если бы передо мной лежал хотя бы маленький, ничтожный клочок измятой линованной бумаги и если бы на нём пусть вкривь и вкось, нелепым почерком, неразборчиво было бы написано, набросано, едва угадывалось бы то, что я вычитал когда-то из этой проклятой книги! Но передо мной была наклонная потёртая доска замечательной кафедры и на ней лежала молчаливая книга, тяжёлая, словно камень на шее. Я посмотрел на часы — прошло полторы минуты… Теряя сознание, я вспомнил самого лучшего нашего университетского профессора. Как легко он читал свои лекции! Как свободно держался! Его эрудиции хватило бы на десятерых лекторов. Он не замечал аудитории, слова лились как стихи.
Я снова посмотрел на часы — прошло полторы минуты.
— Однажды, — сказал я, крепко держась рукой за кафедру, — молодой Пушкин… где-то на юге влюбился… кажется, в цыганку… Она была к нему равнодушна, и он, разозлившись, пробежал по жаре двадцать четыре километра… — слушали меня внимательно, — не метра, а километра…
Стояла тишина. Я вспомнил другого преподавателя университета. Читая лекции, он вальяжно прогуливался перед нами. Иногда даже казалось, что в руке у него — трость, а в петличке — хризантема.
— Двадцать четыре километра! — выкрикнул я. — Представляете?..
Собравшиеся молчали. Я посмотрел на часы — прошло две минуты. Кто-то робко кашлянул… О, если бы он раскашлялся как следует и надолго! Бывает же такая форма кашля, когда всё тело сотрясается, лицо багровеет и грохот стоит необычайный. Или, например, начал бы переговариваться с соседом, сказал бы, например, громко: «Вась, а Вась, чего это он там? Пошли домой…» Тут бы я сказал с насмешкой: «Конечно, слушать о Пушкине — пустая трата времени, лучше завалиться на печь…» Или что-нибудь в этом роде. Но в клубе стояла тишина… А ведь мог здесь оказаться кто-нибудь и выпивший. Взял бы и запел… Тут бы я развел руками и сказал председателю: «Ну, знаете, в такой обстановке не лекцию о великом поэте читать, а молотилку крутить. Я шесть километров ехал сюда по морозу! Вы думаете, это мне нужно? От диссертации время оторвал…» И быстро-быстро сошёл бы со сцены — и в двери!
Но в клубе стояла тишина.
— Или, например, такой случай, — сказал я не своим голосом… «Какой случай? Какой случай?» — загудело в голове. Проклятая замечательная книга лежала передо мной, и мои бледные трясущиеся пальцы впились в неё с последней надеждой. Как мог я, идиот, позабыть о ней! Сейчас я загляну в неё, посмотрю туда, быстренько перелистаю, найду… «Какой случай? Какой случай?..» — Или, например, такой случай, — медленно повторил я. — Хорошо известно… — «Что хорошо известно? Что известно?..» Внезапно я наткнулся на имя Натальи Гончаровой. Вспыхнул ослепительный свет. — Пушкин был женат на Наталье Гончаровой! — воскликнул я. — Она была красавица. Перед самой женитьбой он встретился с цыганкой Таней… нет, Стешей… И тут они… — «Что они? Что они?..»
Я посмотрел на часы — прошло четыре минуты.
— Что-то с моими часами, — сказал я председателю.
Он торопливо снял свои и подал их мне. Я положил их рядом со своими. И те, и другие показывали одинаковое время. «Спокойно, — сказал я сам себе. — Сейчас нужно рассказывать, прохаживаясь по сцене», — но рук от кафедры оторвать не смог.
— Одну минуточку, — сказал я, — тут из книжки выпала закладка, и потому… вот сейчас… значит, так… Это замечательная книга… значит, так…. таким образом…
Страницы перелистывались сами, в каком-то им одним известном порядке: Данзас, Вяземский, осень в Болдине, царь… Царь!
— Ага, — сказал я с облегчением. — Вы, конечно, все знаете, что царь Пушкина не любил… Но вы, наверное, не знаете, наверное, не знаете… — «Чего не знаете? Чего не знаете?..» — Он сослал его в село Михайловское… нет, сначала он сослал его в Одессу, где губернатором был граф Воронцов. Воронцов Пушкина не любил и послал его на саранчу… Когда саранча собирается в большом количестве… когда саранча собирается в большом количестве…
Я попытался незаметно отвинтить университетский значок, но не смог, хотел перевернуть страницу книги, но книга не открывалась вообще. Я посмотрел на свои часы — прошло семь минут. На часах председателя было то же самое.
«Нужно было составить план, — осенило меня в этом безумии, — и к каждому пункту плана подыскать примеры. Я бы читал и читал без остановки. Подошёл бы ко мне председатель, чтобы напомнить, что время вышло, а из зала крикнули бы: «Пусть читает!»
Я посмотрел на председателя. Он был задумчив, и все остальные тоже. Может быть, они думали в этот момент о графе Воронцове, а может быть, о Наталье. Наверное, никто не думал обо мне, никто не подозревал, как я мечтал, чтобы пол под моими ногами развёрзся, чтобы пламя охватило бревенчатый клуб, чтобы кто-нибудь крикнул: «Волки!» — и все бросились бы к окнам, а я сказал бы: «Ну, знаете, в такой обстановке…»
— Может быть, будут какие-нибудь вопросы? — спросил я у председателя как мог спокойно.
— Вы уже закончили? — спросил он без тени удивления.
— Да, пожалуй, и всё, — сказал я, не слыша собственного голоса.
Тогда председатель встал и спросил:
— Какие будут вопросы? Но вопросов не было.
«Хоть бы они бросились на сцену и убили меня!» — подумал я.
— Ну что ж, — сказал председатель, — раз нет вопросов, давайте его убьём!..
Впрочем, это я так подумал, а он сказал:
— Ну что же, если нет вопросов, давайте поблагодарим товарища учителя, — и зааплодировал. Его вяло поддержали. А этот молодой, кудрявый, удачливый, с новёхоньким университетским значком на груди оглядел зал торопливо, по-заячьи, и его молодые губы дрожали, и пальцы не слушались.
Как он очутился на улице, никто не успел заметить. Шестикилометровый обратный путь лежал через овраги и перелески. Было темно. Вьюжило. И он представил, как, окровавленный, подползает к клубу… Он шёл медленно, его покачивало. Внезапно послышался скрип полозьев, и те самые колхозные сани догнали меня.
— Велено домой доставить, — весело сказал бородатый возница, — садись, учитель. Больно ты на ногу скор…
Я уселся в сани и заплакал.
…С тех пор прошло много лет. Тогда я был молод, кудряв и удачлив, и, отвинтив, я бросил в снег своё ромбовидное несчастье, синее, белое и золотое. Быть может, лет через сто учёные его обнаружат и будут долго гадать о судьбе владельца…
Март, 1976
Журнал «Дружба народов» у 1976 та 1978 роках опублікував історичний роман Булата Окуджави «Путешествие дилетантов». Пропоную фрагменти спостережень автора роману, якому надокучила опіка КДБ СРСР
Высокопарная болтливость человечества была приманкой для любителей чужих секретов, для любителей, состоящих на государственной службе. Они тут же научились процеживать суть из эпистолярных мук сограждан, поставив дело на широкую ногу и придав ему научный характер. Из этого нового многообещающего искусства родились Черные кабинеты, в которых тайные служители читали мысли наших отцов, радуясь их наивным откровениям. Перлюстраторов было мало, но они успевали читать целые горы писем, аккуратно и добропорядочно заклеивая конверты и не оставляя на них следов своих изысканных щупалец. Однако как всякая тайна, так и эта постепенно выползла на свет божий, повергнув человечество в возмущение и трепет. Шокированные авторы приуныли, литературное направление погасло, исчезла божья искра, и эпистолярный жанр теперь существовал лишь в узкопрактическом смысле.
...
Шпионаж в России – явление не новое, но крайне своеобразное. Европейский шпион – это, если хотите, чиновник известного ведомства. Вот и все. У нас же, кроме шпионов подобного типа (мы ведь тоже Европа, черт подери!), главную массу составляют шпионы по любительству, шпионы–бессребреники, совмещающие основную благородную службу с доносительством и слежкой, готовые лететь с замирающим сердцем на Фонтанку и сладострастно, чтоб не сказать хуже, докладывать самому Дубельту о чьей–то там неблагонамеренности. Шпионство у нас – не служба, а форма существования, внушенная в детстве, и не людьми, а воздухом империи. Конечно, ежели им за это ко всему же дают деньги, они не отказываются, хотя в большинстве своем, закладывая чужие души, делают это безвозмездно, из патриотизма и из патриотизма лезут в чужие дымоходы и висят там вниз головой, угорая, но запоминая каждое слово.
Завершать рубрику сповідальні вірші Булата Окуджави (із книги «Посвящается вам»)
* * *
Все забуду про тревогу,
про пожары и про лед.
Все припомню понемногу,
когда времечко придет.
Все оставлю за порогом,
чтоб резвиться без хлопот.
Все сойдется в доме строгом,
когда времечко придет.
Все, что, кажется, бесплодно
разбазариваем мы,
когда времени угодно,
вдруг проявится из тьмы.
Никому уже не вычесть
из реестра своего
пусть ничтожных тех количеств,
что пришлись на одного.
Пусть, хоть много или мало,
составляющих судьбу,
без которых не пристало
место занимать в гробу.
* * *
У поэта соперников нету
ни на улице и ни в судьбе.
И когда он кричит всему свету,
это он не о вас – о себе.
Руки тонки к небу возносит,
жизнь и силы по капле губя.
Догорает, прощения просит:
это он не за вас – за себя.
Но когда достигает предела
и душа отлетает во тьму…
Поле пройдено. Сделано дело.
Вам решать: для чего и кому.
То ли мед, то ли горькая чаша,
то ли адский огонь, то ли храм…
Все, что было его, – нынче ваше.
Всё для вас. Посвящается вам.
м.Суми, 1-5 травня 2014 року